Элтон Джон одет в просторный черный костюм, леопардовые тапочки с золотыми вставками и очки янтарного цвета. Он приглашает меня войти в свой лос-анджелесский дом и представляет членам семьи: партнеру Дэвиду Фернишу, с которым они вместе уже семнадцать лет (сейчас десять часов утра, и Дэвид одет в халат) и двум кокер-спаниэлям, Мэрилин и Артуру.
В коляске сопит малыш, закутанный в пеленки, - это сын Элтона и Дэвида, Захария Джексон Левон Ферниш-Джон, родившийся всего девять дней назад, в Рождество, от суррогатной матери. «Он как выскочит! - говорит Элтон, с любовью глядя на сына. - Прямо как в фильме «Смысл жизни по Монти Пайтону». Акушерка его поймала». Элтон говорит, что «ничто не может сравниться с тем, что чувствуешь, когда становишься отцом». Несмотря на то что обычно он брезглив, отец новорожденного с гордостью перерезал пуповину: «Она похожа на кальмара!» Этим домом в западном Голливуде Элтон владеет уже три года. Стены увешаны произведениями современного искусства и легендарными фотографиями: вот снимок Майлза Дэвиса, сделанный Ли Фридландером, а вот портретные снимки Билли Престона и Нины Симон работы Уильяма Клэкстона. «Я многое собираю, но коллекционирование фотографий - моя главная страсть», - говорит Элтон. Также он коллекционирует фарфор, стекло и кольца для салфеток. Чтобы полностью просмотреть коллекцию фотографий в доме Элтона в Атланте, где он проводит большую часть времени, понадобится четыре часа. Среди экспонатов этой коллекции «Слезы» Мана Рэя. Элтон купил этот снимок в девяностые годы за $126000. «Я думал, что сошел с ума», - говорит он.
На сегодняшний день в собственности певца находятся особняки на юге Франции, в Лондоне и Венеции, а также имение площадью в тридцать пять акров в Старом Уиндзоре, в Англии. Пройдя мимо полутораметровой горы подарков новорожденному, я попадаю в просторную гостиную. На прозрачном журнальном столике - книги об искусстве, стеклянные фигуры и черепа. Среди них есть работы Уильяма Морриса и Марка Куинна, а также блестящий металлический «взрывающийся череп», созданный Дэмиеном Херстом. «Череп - вещь в венецианском стиле, - объясняет Элтон. - Он приносит удачу». В Лос-Анджелесе этим утром нет смога, и из выходящего на восток окна открывается прекрасный вид на заснеженную гору Болди в ста километрах отсюда. Элтон показывает пальцем на огромный рекламный модуль на бульваре Сансет. Это реклама нового мультфильма «Гномео и Джульетта», продюсерами которого выступили Джон и Ферниш. Неподалеку находится клуб Troubadour, где Элтон дал в 1970 году два легендарных концерта, стартовавшие его карьеру в США. «Каждый раз, когда прохожу мимо клуба, я вспоминаю об этом», - говорит певец.
За последние сорок лет Элтон выпустил тридцать пять студийных альбомов, бессчетное число синглов, коллабораций и сборников хитов. Количество проданных дисков музыканта превышает двести пятьдесят миллионов, и Элтон Джон прочно обосновался в десятке самых коммерчески успешных артистов в истории. Во время второго концерта в Troubadour Элтон бросил со сцены взгляд в зрительный зал и разглядел в толпе своего кумира, пианиста и бэндлидера Леона Рассела. «Леон был великолепен, - говорит Джон. - На меня повлияли многие пианисты: Аллен Туссен, Иэн Стюарт, Букер Ти, Литл Ричард, Джимми Смит, Фэтс Домино, Джерри Ли Льюис... Список можно продолжать бесконечно. Но мне хотелось стать таким, как Леон. Он играл на всех записях, которые мне нравились: у Delaney And Bonnie, на пластинках Фила Спектора, у Фрэнка Синатры, в составе The Wrecking Crew. В его игре явственно слышалось кантри, но с примесью рокабилли, госпела, соула». В начале семидесятых, в годы своей наивысшей популярности, которую ему принесли такие хиты, как «Tight Rope», Леон Рассел гастролировал вместе с Элтоном, но позже они утратили связь.
В декабре Элтон участвовал в музыкальном шоу «Spectacle», ведущим которого был Элвис Костелло. Там он долго рассказывал о Леоне Расселе, с которым не виделся и не общался уже тридцать восемь лет. Через месяц, когда Элтон был на сафари в Африке, ему пришла в голову идея записаться со своим кумиром, едва сводившим концы с концами. «Он ездил на гастроли, чтобы заработать себе на хлеб, играл в маленьких клубах, терял веру в себя. Это было ужасно. Как в фильме «Безумное сердце», но без наркотиков и алкоголя», - говорит Элтон. Вскоре двое музыкантов обосновались в лос-анджелесской студии вместе с продюсером Ти-Боуном Бернетом и поэтом Берни Топином, с которым Элтон сотрудничает уже сорок четыре года. Для Элтона альбом «The Union» - возвращение к своим соул- и кантри-корням, тексты Берни Топина вновь полны образов Дикого Запада, характерных для шедевра Джона 1970 года «Tumbleweed Connection». В последнем треке альбома, Рассел благодарит Элтона за то, что тот возродил его карьеру: «When you're in the hands of angels / Life is oh so sweet / And you feel the love, down deep inside». «Я подумал: «Что можно подарить человеку, у которого шесть домов и по десять штук всего остального?» Единственный подарок, который я мог ему преподнести, - это песня», - говорит Рассел.
«В последную треть моей жизни мне хочется записывать только те пластинки, которые я действительно хочу записывать», - говорит Элтон. В свои шестьдесят три года он продолжает давать более ста концертов в год, параллельно руководя продюсерской компанией и фондом борьбы со СПИДом.С 1992 года фонд собрал 220 миллионов долларов. Эти средства были направлены на борьбу с заболеванием в пятидесяти пяти странах мира. Наша беседа с Элтоном продолжается четыре часа. Музыкант вспоминает о том, как записывался альбом «The Union», о тяготах и радостях жизни поп-тяжеловеса. Он расположился на диване в форме буквы «г», над его головой на стене с одной стороны висит картина Юаня Йи Хи, с другой - глянцевый снимок мужчины в купальном костюме, сделанный Стивеном Кляйном. На диване осанка сэра Элтона такая же идеальная, как и за роялем.
Где же ваш рояль?
В этом доме у меня рояля нет. Рояли стоят в моих домах в Уиндзоре и Атланте, но, по правде говоря, я вообще не очень люблю рояли. Они высоченные, занимают слишком много места, и я почти никогда не сажусь за них играть. Сидеть за роялем на сцене скучно, поэтому-то в ранние годы я и проделывал всякие акробатические трюки. Я обучился у Литл Ричарда, Фэтса Домино и Джерри Ли Льюиса тому, как привлекать внимание зрителя. Фэтс толкал рояль животом, перемещая его по сцене. Мне хотелось быть кем-то вроде Джими Хендрикса за роялем. С гитарой можно творить все что угодно. А что можно сотворить с роялем? Его можно чем-нибудь украсить, на нем можно прыгать, можно под ним валяться.
В прошлом году вы дали более сотни концертов. Почему вы так много работаете?
Я обожаю свою работу. С тех пор, как я завязал с наркотиками в девяностом, каждый концерт для меня - праздник. Давать концерты всегда было весело, но теперь и в моей жизни вне сцены все благополучно, у меня есть Дэвид. А на концертах у меня есть зрители. К тому же, теперь я еще сильнее ценю их внимание, потому что могу их видеть. Восемь лет назад мне сделали коррекцию зрения, и теперь я вижу лица поклонников, плакаты и диски, которые они держат в руках. Люди говорят: «The Rolling Stones слишком старые, им нужно уйти со сцены». И чем вы им прикажете заниматься в таком случае? Вот вы можете представить, что заявляете Киту Ричардсу: «Хватит играть на гитаре. Брось это дело»? Мадди Уотерсу эти люди то же самое сказали бы? Это все равно что матом человека обложить. Я даю по сто десять - сто двадцать концертов в год. Играю со своей группой, с Леоном, с Билли Джоэлом, в дуэте с Рэем Купером, с оркестром, даю сольные концерты. В прошлом году в моем репертуаре было более восьмидесяти песен. Мне никогда не скучно. Я живчик. Как Джек Уайт. Люблю таких людей. Он все время чем-то занят. Брэндон Флауэрс, Элвис Костелло и Дэйв Грол - такие же. Нам нужно собрать группу. Назовемся«Живчиками». Я буду клавишником.
Вы читали автобиографию Кита Ричардса?
Нет, не читал. Вообще говоря, мне хочется ее прочесть, но я боюсь, что там все время говорится о наркотиках. Не хочется об этом вспоминать. К тому же, меня смутил фрагмент, в котором говорилось о пенисе Мика Джаггера. Я большой поклонник Мика. Если бы я заявил, что Берни Топин - жалкий мудак с маленьким членом, Берни бы перестал со мной разговаривать. Но Берни не мудак, и не думаю, что у него маленький член - его члена мне видеть не доводилось. Зачем такое говорить, тем более о человеке, с которым вместе работаешь?
Какие у вас сейчас отношения с Берни Топином?
Мы ни разу не спорили из-за музыки и по личным поводам тоже не ссорились. Было время, когда я вел себя неважно, Берни тогда коротко говорил, что ему это не нравится. Когда мы на время расстались в конце семидесятых, было немного неловко. Думаю, сейчас мы оба тогда чувствовали себя виноватыми. Я очень горжусь тем, что мы никогда не говорили друг о друге ничего дурного. И я никогда не писал песен в присутствии Берни. С тех пор когда я в 1969 году написал «Your Song», ничего не изменилось. Мне все так же приятно говорить ему: «Берни, послушай-ка вот это».
В буклете к альбому «Captain Fantastic» есть запись в вашем дневнике от 12 января 1969 года, в которой говорится: «Повздорил с Берни».
Правда? Не представляю, из-за чего мы могли повздорить.
Вы редактировали его тексты. Это его не раздражало?
Если какой-то текст был слишком длинным, я проходился по нему карандашом. В песне «Daniel»был последний куплет про войну во Вьетнаме. Выходило чересчур длинно, и я его вычеркнул. Берни не противился этому и никогда не жаловался.
Еще в вашем дневнике написано, что вы «целыми сутками» проводили время в музыкальном магазине Musicland. Чем там можно целый день заниматься?
Да, я действительно торчал там сутками. И не перестал туда наведываться даже когда стал знаменитым певцом Элтоном Джоном. Мне было интересно, какую музыку покупают люди. Знаете, лидером продаж там тогда был альбом Soft Machine, импортированное американское издание. Всем хотелось заполучить американский конверт - американский картон был более долговечным.
А где сейчас ваша коллекция пластинок?
Я ее продал. Незадолго до того, как завязал. Тогда, в 1989 году, я только-только основал фонд Elton John AIDS Foundation. Чтобы собрать деньги, я продал свои пластинки за 250000 долларов какому-то человеку из Сент-Луиса. Сейчас я очень об этом сожалею.
У вас довольно маленькие руки. Как это отражается на том, как вы играете на рояле?
Я бы не смог стать академическим пианистом - для этого нужно иметь длинные пальцы. Я беру силой, бью по клавишам. Поэтому у меня сильные предплечья, как у моряка Попая.
Какую музыку вы первой поставили для своего сына Захарии?
Мы вернулись домой через два дня после его рождения. Я поставил ему рождественские песни в исполнении кембриджского хора King's College Choir и взял его на руки. Они запели «Hark! TheHerald Angels Sing», и тут я не выдержал и расплакался. И долго-долго рыдал.
У вашего сына уже есть собственный iPod?
Да. Он слушает песни Led Zeppelin, Боба Марли и The Beatles, аранжированные как колыбельные. Еще альбом Линды Ронстад «Dedicated To The One I Love», «Tapestry» Кэрол Кинг, Джеймса Тэйлора, «Greatest Hits» Саймона и Гарфанкела и Кейт Буш - мы обожаем Кейт Буш. Кроме того, Моцарта и Шопена.
Вы следите за положением дел в современной музыке и недавно заявили, что «современные песни ужасны». Но должен же быть кто-то, чье творчество вам нравится.
Мне нравятся группы, к которым известность пришла потому, что они хорошо выступали живьем. Настоящие группы: Vampire Weekend, Arcade Fire, The Black Keys. В шоу, которое устраивал Ти-Боун, мы играли с группой Punch Brothers, и я теперь хочу записать с ними альбом. Они замечательные, лучший джем-бэнд из тех, что я слышал в жизни. Джон Брайон - талантливейший продюсер. Эта группа для меня - настоящее открытие. Вот то направление, в котором я хочу двигаться дальше.
Как получилось, что вы сыграли на фортепиано и спели в песне «All Of The Lights» с последнего альбома Канье Уэста?
Я повстречал Канье в январе прошлого года в Гонолулу. Он настоящий гений, Майлз Дэвис и Фрэнк Заппа в одном лице. «808s And Heartbreak» - самый сексуальный альбом со времен «What's Going On» Марвина Гея. Он поставил нам демо-запись «All Of The Lights», и я подумал «Это что-то!» Она была потрясающей. Он там сэмплирует Bon Iver! В этом его гениальность.
Как и Канье, вы известны тем, что на награждениях произносите незапланированные реплики. На вручении Q Awards в 2004 году вы заявили: «Мадонна - лучший концертный исполнитель? С каких это пор шевеление губами под фонограмму считается живым концертным выступлением?»
Положа руку на сердце, церемония вручения Q Awards по большому счету - просто попойка. Тот вечер начался с того, что Джонатан Росс, который вел церемонию, вышел к микрофону и сказал: «Ну и сучка эта Хэзер Миллз!» Это не больно вежливо. Я поднимаюсь на сцену, чтобы представить лучшего концертного исполнителя, и вижу среди номинантов Мадонну. Конечно, я удивился: «Мадонна - лучший концертный исполнитель?!»
Вы когда-то заявили: «Любого, кто выступает под фонограмму перед зрителями, которые заплатили по семьдесят пять фунтов за то, чтобы его увидеть, нужно пристрелить».
Я и до сих пор так считаю. Всех, кто выступает под фонограмму, нужно пристрелить. Выведите их на улицу и пристрелите! На самом деле, я считаю, что Мадонна делает отличное шоу, и некоторые ее пластинки мне очень нравятся. Я не хотел оскорбить ее. Позже я извинился. Я думаю, что она проторила дорогу многим другим, но я все же уверен, что правда на моей стороне. Живое выступление - это живое выступление.
Вы помогли Эминему завязать.
Маршал - отличный парень. Мы с ним нечасто видимся, но подолгу разговариваем. Он приложил много усилий, чтобы избавиться от заивисимости. Только недавно видел его снимок в журнале, он выглядит на семнадцать лет. Очень рад за него.
О чем вы разговариваете?
Мы шутим, обзываем друг друга козлами. Я интересуюсь, как у него дела, и говорю, что горжусь им. У него отличное чувство юмора. Когда мы с Дэвидом вступили в гражданский брак, он прислал нам подарок. В коробочке на бархатных подушечках лежали два эрекционных кольца с бриллиантами. Вот вам и гомофоб. (Смеется.)
Узнаете ли вы себя в Леди Гаге?
В жизни есть такой период, когда работаешь на адреналине и не совершаешь ошибок. У меня он был с 1970 по 1975 год. Мы тогда делали по меньшей мере два альбома в год, синглы, би-сайды, интервью для радио и телевидения, я ездил на гастроли. И при этом я ни сколько не утомлялся. Это был праздник, пик творческих сил. Чудесное время. В жизни Леди Гаги сейчас такая же пора. Я слышал ее новый альбом. Он потрясающий. Первый сингл, «Born This Way», - это гимн, который потеснит «I Will Survive». Его ждет феноменальный успех.
В июне прошлого года вы выступали на свадьбе Раша Лимбо (радиоведущий, один из наиболее авторитетных консервативных журналистов в США - прим. RS). Как вам удалось растопить лед, играя перед его сторонниками?
Я поднялся на сцену и сказал: «Вы, наверно, думаете, какого хрена я здесь делаю?» Я не мог поверить, что меня пригласили выступить, думал, что это шутка. Я разговаривал с Рашем, и он сказал «Я не гомофоб и хочу, чтобы вы появились на моей свадьбе. И Дэвида с собой возьмите». Я хочу, чтобы Раш сказал: «Я поддерживаю гражданский брак». Если я ему сейчас позвоню, думаю, что он так и скажет. Он одним из первых поздравил нас с рождением ребенка. Я никогда не играл перед таким количеством республиканцев, как на его свадьбе; там был даже Кларенс Томас (член Верховного суда - прим. RS). И это была лучшая публика, перед которой я играл в этом году. Просто отличная.
Рецензия RS на альбом «Wonderful Crazy Night»
Вы заработали на этом миллион долларов, и вас за это яростно критиковали. Что вы об этом думаете?
Я знал, что меня за это будут распинать, и так и вышло. Я понимаю почему. Но я к этому готов. Я сорок лет старался творить добро, и не собираюсь послать это к черту и сбежать куда-нибудь вместе со своим богатством. Решить любую проблему можно только с помощью общения и действий. Америка очень разобщена. Я хочу разрушить стены и возвести мосты. Я, пожалуй, самый известный гомосексуалист в мире, и мне это нравится. На мне лежит ответственность. Других гомосексуалистов могут раздражать некоторые мои поступки - то, что я, например, сыграл на свадьбе Раша Лимбо. Но я стараюсь поступать так, как считаю правильным.
В последние двадцать лет вы много сотрудничали с Билли Джоэлом, гастролировали вместе в турах «Face 2 Face». Билли сказал мне, что за сценой у него поднос с деликатесами, а в вашей гримерке - прислуга, цветы, свечи, персидские ковры. Это правда?
Да. Вот такой я.
А вас все называют Шерон!
Да! Чтобы развлекать людей, мне нужно пространство. Я не хочу сидеть в гримерке перед двенадцатью пустыми шкафчиками и тарелкой овощей. Мне нужно большее. Я люблю приезжать туда, где мне предстоит выступать, заранее, за четыре часа до концерта, чтобы акклиматизироваться. Если я выступаю в Мэдисон-Сквер-Гарден, то могу позволить себе обнаженных официантов. (Смеется.) Однажды я всех нарядил в гладиаторские костюмы.
Флэшбэк: Элтон Джон выступает в Австралии с поп-симфонией, 1986
Билли говорил мне, что вы упрекали его за то, что он перестал писать музыку.
Я все время говорю ему: «Билли, неужели ты не можешь написать хоть еще одну песню?» Это или страх, или лень. Билли говорит: «Я не могу сочинять музыку, я не могу сочинять музыку». Возможно, это и вправду так, но я думаю, что он на кое-что еще способен. Сейчас он, по большому счету, работает на старом багаже, и это меня расстраивает. Билли - человек-загадка. Сколько концертов у нас отменялось из-за того, что он болел, уходил в запой или еще по каким-нибудь причинам. Он возненавидит меня за то, что я скажу, но во всех наркологических клиниках, в которых лечился Билли, был щадящий режим. Когда я лечился в наркологической клинике, мне самому приходилось там полы мыть. А он ложится в клиники, где даже телевизоры есть. Билли, я тебя люблю, несмотря ни на что. Билли, тобой владеют демоны, и в наркологических клиниках щадящего режима тебе от них не избавиться. Нужно быть серьезным. Тебя любит, обожает и уважает множество людей. Ты способен на гораздо большее, чем то, что делаешь сейчас.
Берни Топин сказал мне: «The Union» - лучшее из того, что мы сделали за последние тридцать лет». Вы согласны?
Думаю, это так. Мы занимались благим делом, пытаясь помочь тому, кого любим. Мы играли живьем в студии, тексты песен Берни были чудесны, Ти-Боун сработал мастерски. Я очень горжусь этим альбомом. Песни с него не крутились на радио, но тем не менее мы продали 300000 экземпляров, и я надеюсь, что диск станет золотым.
Флэшбэк: Queen и Элтон Джон исполняют «The Show Must Go On»
В программе Элвиса Костелло «Spectacle» вы говорили о Леоне Расселе в прошедшем времени, как будто он уже умер: «Игра Леона была...», «Я знал Леона...». На тот момент когда вы его в последний раз видели?
Я не знал, чем он занимается. Видел его имя на афишах маленьких клубов, но самого его не видел года с 71-го или 72-го, когда играл в Fillmore East. Мне стало грустно от того, что мы потеряли связь, от того, что у него, очевидно, не ладилась жизнь. Если музыкант играет в Coach House (клуб в Лос-Анджелесе - прим. RS), то ясно, что платят ему немного.
В январе 2009 года вы с Дэвидом были на сафари в Африке, и в вашем iPod'е заиграл трек Леона Рассела.
Я сущий луддит. У меня нет ни iPad, ни iPhone, ни компьютера, ни сотового. Стыдно, но я даже толком не знаю, как управляться с iPod'ом. Мы были в национальном парке Крюгер в ЮАР, собирались обедать, Дэвид просматривал список артистов, и я закричал: «О, там Леон! Давай его послушаем!» Когда я услышал, как Леон поет «Back To The Island», на меня нахлынула невыразимая печаль и я разрыдался. Дэвид был в ужасе. «Что случилось?» - спросил он. Я сказал: «Я вспомнил то замечательное время, когда встретил своего кумира в клубе Troubadour. Теперь меня злит то, что он почти забыт».
Как я понимаю, Кэмерон Кроу снимал сессии для альбома «Union».
Да, он снимал все с самого начала, включая первые четыре дня, когда мы писали песни в студии Village Recorders. Кэмерон был безумно этим увлечен. Мы надеемся, что фильм попадет в программу Трайбеки (американский кинофестиваль - прим. RS). Мы поняли, что.все идет как надо, когда в студию пришел Брайан Уилсон, чтобы записать с нами «When Love Is Dying». Леон играл на пластинках The Beach Boys, поэтому у него было что рассказать Брайану. То, что люди заходили в студию, чтобы навестить Леона, воодушевляло его, вселяло уверенность. Заходил Ринго, была Стиви Никс, Джефф Бриджес тоже был. Грейс Джонс полчаса сидела на коленях у Леона. Ему это очень понравилось.
Когда вы впервые увидели эпизод из фильма «Почти знаменит», где звучит ваша песня «Tiny Dancer»?
Джеффри Катценберг позвонил мне и сказал: «В этом фильме есть эпизод, который снова сделает «Tiny Dancer» хитом». Когда я его увидел, то сказал: «Боже мой!» Раньше я играл «Tiny Dancer» в Англии, и на эту песню публика вообще никак не реагировала. Кэмерон ее возродил.
Какие песни вам больше всего нравится играть на гастролях?
«The Greatest Discovery». C Рэем Купером я играю «Indian Sunset». Эта песня малоизвестна, это полузабытый трек с альбома «Madman Across The Water», и каждый вечер он срывает стоячую овацию. Эта песня похожа на шестиминутный фильм. Рано или поздно приходится обязательно сыграть «Amoreena». Вообще, из всех моих песен я особенно выделяю «Levon».
Флэшбэк: Элтон Джон поет «Your Song» сквозь десятилетия
О ком эта песня?
Спросите Берни. Предполагаю, что когда он писал текст, то думал о Левоне Хелме. По крайней мере, об этом говорит имя. Отчасти нам так интересно работать вместе именно потому, что мы не вмешиваемся в дела друг друга. Я никогда не спрашивал Берни, что он имеет ввиду.
Но почему?
Не знаю. Я просто не вмешиваюсь. Я всегда думал, что «Your Song» написана об одной из его подружек, но когда я спросил его, так ли это, он сказал: «Нет, это неправда!» Такие распросы его немного нервируют, он уходит в оборону. Вообще говоря, мы познакомились при очень смешных обстоятельствах. Когда я еще играл в группе Bluesology, то пошел на Liberty Records и сказал: «Я умею петь и сочинять музыку, но тексты песен писать не могу», после чего мне протянули большой серый запечатанный конверт с рукописями: «Возьми вот эти. Это написал какой-то парень из Ланкашира». (Смеется.)
Правда, что вы с Берни спали на двухъярусной кровати в доме ваших родителей?
(Улыбается.) Он сверху, а я снизу. Там было так мало места. У нас там был платяной шкаф, маленький стереопроигрыватель и еще отдельное устройство, чтобы мы оба могли слушать записи в наушниках. Мы лежали на полу с конвертами от пластинок и слушали Леонарда Коэна, Дилана, Джони Митчел, Джими Хендрикса. Альбом «Electric Ladyland» меня просто поразил. Невероятное было время.
В альбоме «The Union» есть отсылки к вашему шедевру 1970 года «Tumbleweed Connection».
Песни для этого альбома я писал с такой уверенностью, какой давно не чувствовал. До того как мне пришла в голову идея записаться с Леоном, рекорд-компания предложила мне записать рождественский альбом. Я их чуть не убил. Альбом в стиле Мотаун? Ни за что. С точки зрения творчества мне это не интересно. Я думаю, что нашел новый путь. Я понял, что чтобы пойти вперед, нужно вернуться назад. Я не из тех, кто живет прошлым, но тем не менее переслушал«Tumbleweed Connection» и «Madman Across The Water», и это было даже приятнее, чем я себе представлял. Переслушивая «Tumbleweed Connection», я понял, что альбом может хорошо продаваться даже если на нем нет хита. Я все еще люблю поп-музыку, слежу за чартами, но мне незачем cоревноваться с новым поколением. Достаточно того, что я появился на альбоме Канье Уэста.
Поразительна эволюция, которую вы проделали за три альбома: «Empty Sky», «Elton John» и «Tumbleweed Connection». «Empty Sky» я слушать почти не могу, но не позднее шестнадцати месяцев после его выхода вы выпустили «Elton John», на котором были «Your Song» и «Border Song», а затем и «Tumbleweed». Что вы можете сказать о том, как росло в этот период мастерство вашего творческого тандема с Берни?
Раньше мне об этом никто не говорил, но вы совершенно правы. На «Empty Sky» мы звучали как наивные рок-н-рольщики, и вдруг... Я наконец нашел свой собственный голос, и тексты Берни резко изменились. Такие перемены - просто небо и земля. Записывать «Elton John» было страшно: мне надо было живьем играть с оркестром и уложиться при этом в бюджет в 5000 фунтов. Так что мы записывали три трека утром и три вечером. Я очень боялся, не хотел сесть в лужу, и это меня закалило на всю оставшуюся жизнь.
Еще до того, как ваши песни попали в r'n'b чарты, Арета Франклин в 1970 году выпустила сингл «Border Song». Вы ожидали, что так случится?
Нисколько не ожидал. На тот момент это стало самым значительным событием во всей моей карьере. Я вырос на черной музыке, блюзе и американском r'n'b. В Америке хотели, чтобы третьим синглом с «Goodbye Yellow Brick Road» я выпустил «Bennie And The Jets», а я боролся за«Candle In The Wind». Потом раздался звонок от кого-то с MCA, и мне сказали, что «Bennie» - песня номер один среди черной аудитории в Детройте. Тогда не говорили «урбан-аудитория», говорили «черная». Я сказал: «Выпускайте! Выпускайте!» Для белого парня из Пиннера (пригород Лондона - прим. RS) иметь песню номер один среди черной аудитории - лучший комплимент. Я даже появился в шоу «Soul Train». Я явно отчасти черный.
Правда?
Иногда я ощущаю себя черным. Всегда так было. Мы с Аретой исполняли «Spirit In The Dark» для одного телешоу, наша версия длилась пятнадцать минут. Мы отлично сработались, все шло как по маслу. Черная музыка для меня как родная; иногда, когда я ее играю, то чувствую себя кем-то вроде медиума. То же самое происходит с Эриком Клэптоном или когда Мик Джаггер поет блюз. Черная музыка была нашим евангелием.
Скажите пару слов о ваших сценических костюмах. Был ли момент, когда вы сказали себе «Буду одеваться как хочу!»?
Я пришел к своему сценическому образу естественным путем. Хотя мне всегда хотелось одеваться как я хочу. Раньше мне часто говорили, что на сцене в таком виде появляться нельзя, но я не обращал внимания. Максин, первая жена Берни, подарила мне Санта-Клауса, который светился, если дернуть за веревочку. На концерте в Санта-Монике я усадил его себе между ног. Я наслаждался свободой. В подростковые годы мне нельзя было носить даже ботинки Hush Puppies, потому что Hush Puppies носили только моды. Так что я выводил на сцену карликов, а на моем концерте в зале Hollywood Bowl меня представила публике Линда Лавлейс, потому что я обожал фильм «Глубокая глотка». Я был абсолютно раскован, и кружило голову как ничто другое. Было так здорово.
Гармонические подпевки и бэк-вокал были ключевыми элементами ваших хитов cемидесятых: «Rocket Man», «Candle In The Wind», «Goodbye Yellow Brick Road» и других. Я читал, что ваши музыканты - басист Ди Мюррей, гитарист Дэйви Джонстон, барабанщик Найджел Олсон - записывали бэк-вокал, пока вы спали. Как так вышло?
В Шато д'Эрувиль (замок во Франции, где музыканты жили во время записи альбомов «Honky Chateau», «Don't Shoot Me I'm Only the Piano Player» и «Goodbye Yellow Brick Road», - прим. RS), все наши инструменты были расставлены у обеденного стола. Я спускался, завтракал, брал текст, садился за фортепиано и придумывал песню, пока остальные ели. Потом мы шли в студию и записывали ее. Бэк-вокал был очень важной частью моих альбомов, так что в 98 процентах случаев я позволял им записываться тогда, когда им хотелось. Я говорил: «Мне так нравится, как вы поете! Удивите меня чем-нибудь утром, когда я проснусь». Я рано ложился спать, а они сидели до четырех ночи, принимали наркотики и записывали бэк-вокал. (Смеется.) Сам я тогда даже не представлял, что такое марихуана. Я был веселым наивным парнишкой. Не было ничего лучше, чем, проснувшись, слышать, что они сотворили с «Rocket Man», «Love Lies Bleeding» и«Candle In The Wind». Они пели как хор ангелов.
Вы тогда употребляли алкоголь?
Пил иногда немного вина, но не пьянствовал. До тех пор, пока я не начал употреблять кокаин, я не был большим любителем выпить. И потом пил только затем, чтобы слезть с кокаина.
Берни сказал мне, что вы записали «ужасающее количество ужасающих альбомов».
Возможно. Что сделано, то сделано. Я слишком пристрастен, чтобы выражать свое мнение по этому вопросу. Я ни о чем не сожалею и не хочу сейчас критиковать собственное творчество. Берни намного более критичен, чем я. Конечно, нам работается лучше, когда мы не пишем коммерческих песен, когда на нас нет давления со стороны. Я не чувствовал давления, когда работал над «Tumbleweed Сonnection» и «Elton John», над «Madman Across The Water» и «Honky Chateau» или даже «Goodbye Yellow Brick Road». Вот уже после выхода «Blue Moves», в восьмидесятые, когда в моде успели побывать был панк, электронная музыка, новые романтики, рекорд-компания просила делать исключительно вещи вроде «Sad Songs (Say So Much)».
Люблю эту песню!
Я ее до сих пор играю. В том-то и дело. На каждом моем альбоме, по-моему, были отличные песни. «Too Low For Zero» - чудесный альбом. На «Ice On Fire» и «A Single Man» было немало хорошего. Не знаю. Да, конечно, неудачные работы тоже были.
А какой альбом самый худший?
Господи, я и названия-то не помню. (Кричит:) Дэвид, как назывался альбом с рисунком Джулиана Шнабеля на обложке? Точно! «The Big Picture». Он самый худший. Тогда я записывал альбом только для того, чтобы хоть что-нибудь записать.
Поговорим о чем-нибудь более приятном. Самая впечатляющая вещь, которую выувидели, смотря на публику?
Толпы людей. Выступать в Центральном парке было потрясающе. В Нью-Йорке мне как-то раз пришлось прокатиться в полицейской машине, впечатления от этого едва ли не более яркие, чем от самого концерта! (Смеется.) В Риме я играл в сверкающем огнями Коллизее перед 800000 зрителей. На площади в Киеве собралось 600000 человек. В Афинах я играл в Odeon, откуда открывается вид на Акрополь. В Турции играл в Эфесском амфитеатре, в Эфес Мария Магдалина бежала после смерти Иисуса.
Были такие моменты, которые вы никогда не забудете?
Никогда не забуду, как проводил время с Граучо Марксом. Как встретил Мэй Уэст. Как Нил Даймонд представил меня зрителям в клубе Troubadour. Когда The Band гастролировали в Коннектикуте, то специально отправились оттуда самолетом в Филадельфию, чтобы побывать на моем концерте. Не забуду, как Джордж Харрисон прислал мне телеграмму «Молодец, поздравляю», когда мой альбом занял в чартах строчку прямо над «All Things Must Pass». Не забуду, как встретил Боба Дилана в Fillmore East. Он стоял на лестнице и сказал Берни: «Знаешь, мне очень нравится текст «Ballad Of A Well-Known Gun», а Берни сразу (изображает сердечный приступ). Ничто не может сравниться с тем чувством, которое ощущаешь, когда твои кумиры одобряют то, чем ты занимаешься. В 1970 году ко мне в квартиру пришел Нил Янг и сыграл на моем рояле весь альбом «After The Gold Rush», играл до трех ночи. Как такое забудешь?
В знаменитом интервью, данном Rolling Stone в 1970 году, о вашем творчестве положительно отозвался Джон Леннон. Когда вы с ним познакомились?
Я пришел к Джону, когда делал видео на студии Capitol. Я немного нервничал, но Джон очень мило и дружелюбно себя вел, а потом попросил меня сыграть в песне «Whatever Gets You Thru The Night». На протяжении года или двух мы часто проводили вместе время. Много смеялись, беседовали, принимали наркотики.
Он обещал, что если эта песня станет хитом номер один, то он сыграет с вами концерт. Так и вышло. Что предшествовало выступлению с Джоном в Мэдисон-Сквер-Гарден в 1974 году?
Сначала Джон побывал на моем концерте в Бостоне, во время коорого я вел себя особенно экстравагантно. На бис я вышел в бикини. (Смеется.) Он тогда давно не бывал на концертах, звук и свет поразили его. Он сказал что-то вроде: «Так вот какие нынче концерты, да?» Перед концертом в Мэдисон-Сквер-Гарден была репетиция, но Джон плохо себя чувствовал, он давно не выходил на сцену. Йоко пришла и подарила ему гардению - никогда этого не забуду. И еще не забуду, как нас тогда принимала публика. Стоячая овация на протяжении восьми минут, да такая, что все ходуном. Джон был очень тронут. Вечером мы все отправились в Pierre Hotel, и там он помирился с Йоко. Потрясающий был вечер. После того случая я редко виделся с Джоном, и мне это было не очень нужно. Ему было хорошо в обществе любимой женщины, он был поистине счастлив.
У многих ваших друзей трагическая судьба. Где вы находились, когда произошло убийство Джона Леннона?
Я был в Австралии, летел на самолете из Брисбена в Мельбурн. Когда мы приземлились, нам было сказано не покидать борт самолета, и я сразу подумал: «Что-то случилось с моей бабушкой», потому что она была в преклонном возрасте. Когда сказали, что убили Джона, я не мог в это поверить. Мы пошли в Мельбурнский собор в то же время, когда в Нью-Йорке велась ночная служба. Пели гимны и рыдали. Незабываемое время. Джон глубоко затронул мою душу. В моей жизни было так много потерь: Джон, Джанни Версаче, принцесса Диана, моя подруга Линда Стайн. Четверо друзей погибло. Джон был прекрасным человеком. Когда я думаю о нем, то вспоминаю, как он обходительно вел себя с моими родителями, даже до аэропорта их как-то довез. Помню, мы в Нью-Йорке ходили в русский ресторан, и когда Джон отлучился в туалет, папа положил ему в бокал свою вставную челюсть. Мы так смеялись!
В последней песне альбома «The Union», «In The Hands Of Angels», Леон действительно благодарит вас за то, что вы, в сущности, спасли ему жизнь? Он поет:«Джонни и Начальник вернули меня к жизни». Джонни - ваш менеджер. Выходит, что Начальник - это вы?
Да, он зовет меня Начальником, я его - Мастером. Эту песню мы записывали последней. Леон пришел в студию и сказал: «Прошлым вечером в отеле я написал песню. Я хочу спеть ее один, за роялем». Мы с Ти-Боуном, Джонни и Кэмероном были в аппаратной. Мы сразу поняли, о чем эта песня. Мы плакали. Это был такой трогательный момент, Леон искренне благодарил нас. Это одно из самых прекрасных событий в моей жизни. Леон зашел в аппаратную и сказал: «Спасибо, что спасли мне жизнь».
Очень трогательная история.
Музыка на этом альбоме феноменальная, но самое главное - то, что я увидел, что Леон снова поверил в свои силы. Это лучшее из всего, что происходило со мной в стенах студии звукозаписи, а ведь со мной там происходило всякое. Когда видишь, что твой кумир, человек, которого ты любишь всем сердцем, возвращается к жизни, это... Долгие годы Леон едва зарабатывал себе на хлеб, ездил на гастроли в старом скрипучем автобусе, который вечно ломался, играл на маленьком электрофортепиано Yamaha. Но благодаря мне все это в прошлом. Я купил ему рояль и отправил по адресу, где он живет, со словами: «Теперь ты должен всегда играть на большом рояле». И автобус у него теперь новый. Я ему позвонил в Новый год, и он сказал: «У меня новый автобус, такой замечательный. Теперь я могу пригласить тебя в свой автобус. У тебя появился сын, а у меня - автобус».
Свежие комментарии