Голос профессионального певца полноценно должен охватывать две октавы и иметь дополнительный запас для впечатления публики, например, "верхним До" у теноров.
В "Севильском цирюльнике" Джоаккино Россини можно найти немало политических примет той эпохи. Одна из них - образ Дона Базилио - интригана, ханжи, лицемера и завистника. Он очерчен с огромной силой музыкально-драматического сарказма, что имело глубокий социальный смысл в обстановке клерикального Рима. Об этом красноречиво свидетельствует любопытный документ, хранящийся в архиве миланского театра "Ла Скала". На фронтисписе либретто "Севильского цирюльника" чья-то рука почерком с закорючками, типичными для стиля XVIII века, начертала следующее регламентирующее указание:
Милан, 14 января 1856.
Представление может быть дозволено лишь в случае, если костюм Базилио не будет иметь ни малейшего сходства (или намёка) со священническими одеждами какой бы то ни было религиозной корпорации.
От дирекции и полиции.
Даже спустя сорок лет после первого представления "Цирюльника" цензура разрешала ставить оперу только при условии, если Базилио в спектакле будет выступать как "учитель музыки Розины".
Знаменитая ария о клевете La calunnia e un venticello заключает в себе целую жизненную философию: похвалу человеческой подлости. Она основана на постепенном нарастании одной единственной темы. Вкрадчивая поначалу, осторожно ползущая вверх мелодия с каждый проведением словно "раздувается". Её сопровождает неуклонное динамическое и оркестровое crescendo, доходящее до громовых раскатов в кульминации на словах Come un colpo di cannone! (буквально "Как выстрел из пушки!"). Сам Дон Базилио, излагающий "теорию клеветы", абсолютно серьёзен, как герой оперы-seria, но в данной ситуации его пыл производит комедийный эффект.
Слушаем фрагмент арии в исполнении усского баса Федора Шаляпина, Валерия Малышева( русс) и венгерского баса Ласло Полгара
Идея подлеца Базилио не нова, а известна с античных времён. Древнегреческий историк Плутарх в сочинении "Как отличить льстеца от друга" упоминал некоего придворного Александра Македонского по имени Медий, который говорил, "что клеветать и кусать можно смело, ибо шрамы останутся в любом случае".
Говорят, чтобы избежать допремьерного "ухода в народ" Джузеппе Верди представил песенку Герцога лишь на генеральном прогоне оперы "Риголетто". До этого все репетиции арии проходили вне стен театра.
Герцог Мантуанский - развратник и повеса, меняющий женщин как перчатки, коварный соблазнитель и обманщик. Его жертвой становится юная красавица Джильда, дочь шута Риголетто. Как свойственно большинству негодяев, он не осознаёт свою порочность, а оправдывается порочностью обманутых им женщин. И как большинство негодяев, герцог остаётся безнаказанным.
Слушаем канцону La donna è mobile (Женщина непостоянна) в исполнении итальянского тенора Лучано Паваротти.
Лучано Паваротти в роли Герцога
...и конечно...
И звезды сияли ,
И земля пахла дверью в сад,
И шаг коснулся песка.
Она пришла в аромат, она упала в мои объятия.
О сладкие поцелуи или томные ласки,
Mentr'io дрожит от прекрасных форм, растворенных завесами!
Моя мечта о любви исчезла навсегда.
И я умру в отчаянии!
И я никогда не любил жизнь так сильно!
Следующий оперный мерзавец - начальник полиции барон Скарпиа, герой оперы Джаккомо Пучини "Тоска".
У этого подонка вообще нет ничего святого. Он одержим идеей овладеть певицей Флорией Тоской и для исполнения этого замысла не чурается самых гадких поступков.
Кульминацией его невероятного цинизма становится эпизод богослужения в честь победы над Наполеоном.
Во время службы, когда хор исполняет священный Te Deum, Скарпиа размышляет о своих коварных замыслах: отправить на эшафот соперника и добиться расположения Тоски.
Преклоняя колено во всеобщей молитве, сластолюбец кощунственно поглощён дьявольскими мыслями о страстных утехах, но при этом без стеснения поёт:
Te aeternum Patrem omnis terra veneratur!
Слушаем американского баритона Шерила Милнза.
-----------------------------------------------------------------
P.S. И просто несмешная байка:
В 1962 году в СССР приехал 80-летний Игорь Фёдорович Стравинский, которого в течение многих лет советская пресса награждала язвительными эпитетами и ярлыками, называя то "лакеем американского империализма", то "прислужником католической церкви". При встрече с одним из авторов этих определений - Б.М. Ярустовским - композитор протянул в знак приветствия не руку, а свою трость. Смущённый "музыковед" был вынужден её пожать, показав тем самым, кто же из них настоящий лакей.
Свежие комментарии