Самый удачливый поп-артист 80-х после Майкла Джексона и общепризнанный могильщик Genesis переживает нелегкие времена: обустроенный в соответствии с увлечением историей Форта Аламо дом-крепость в Швейцарии надежно скрывает суицидальные мысли своего хозяина и духи убитых американских солдат 19 века.
В репетиционном зале в Швейцарии Фил Коллинз громко поет перед оркестром из восемнадцати человек, готовясь к небольшому туру в поддержку своего нового альбома.
Он выглядит счастливым, щелкает пальцами и трясет головой. Его программа — чистый Мотаун: сплошные солнечные номера вроде «Dancing In The Street», «Going To A Go-Go» и «Heat Wave». Он не играет на ударных и не собирается исполнять ни одной из его собственных песен. Не будет ни«In The Air Tonight», ни «Sussudio», ни «One More Night», вещей из эпохи Genesis — ни одного из тех хитов, что сделали его одним из самых любимых, а затем незаслуженно и необъяснимо демонизируемых героев рок-н-ролла.Позже в студии он смачно раскатывает по тарелке огромный корнишон и начинает разрезать его ножом и вилкой. Коллинзу пятьдесят девять, и он выглядит точно также, как и всегда: маленький и немного лысый. Он одет в зеленую рубашку-поло, воротник поднят. Фил продал 150 миллионов пластинок как соло-артист, и это ставит его в один ряд со всеми великими. Он говорит, что его новый диск «Going Back», состоящий исключительно из классического соула, является его «самым лучшим альбомом»; что он просто не мог не записать его, потому что это музыка его детства, а также, возможно, последний альбом музыканта. У Коллинза серьезные проблемы в медицинском плане: он практически не слышит на левое ухо, а смещенный шейный позвонок не позволяет ему стучать по барабанам, которые и сделали его знаменитым. Но причина на самом деле вовсе не в этом.
Все дело в том, что Фил устал находиться под постоянным обстрелом со стороны людей, которые считают, что знают его не с лучшей стороны. Его называли Антихристом, предателем, который сделал из Genesis Питера Гэбриела, этого бога прог-рока, глупую поп-игрушку, производившую суперсладкие хиты. Коллинз хочет двигаться дальше. Можно было бы сделать еще один альбом, но Фил считает, что это лишь обрушит на него очередной поток критики. Это неизбежно. Забудьте об этом. Он предпочитает проводить время в своем подвале, пополняя коллекцию меморабилии, отсылающей к битве за форт Аламо (штурм мексиканскими войсками крепости в Техасе в 1836 году — прим. RS), которая, как ни странно, является его самым большим увлечением в эти дни. «Я собираюсь вычеркнуть из истории этого Фила Коллинза, — говорит музыкант. — Фил Коллинз просто исчезнет, или его убьют в каком-нибудь номере отеля. Люди скажут: «Что случилось с Филом?» А ответом будет: «Его убили, но что поделать, надо жить дальше». Вот такая штука».
Фил уже принимает меры. Когда он начал встречаться с Даной Тайлер, телеведущей из Нью-Йорка, он сказал ей: «Я устал быть Филом Коллинзом. Называй меня Филипп». Для нее он Филипп — кто угодно, но только не Фил, — и им же он хотел бы быть для всех остальных. По его словам, парню, известному как Фил Коллинз, стоит раз и навсегда исчезнуть.
Отношение людей к Коллинзe прежде представляет собой реакцию на его абсолютную вездесущесть в 80-е. Ее едва ли невозможно преувеличить. За десять музыкант выпустил четыре сольных альбома и тринадцать хит-синглов. Как ведущий вокалист Genesis и автор песен после ухода Питера Гэбриэла, Коллинз был ответственен за успех группы, которая достигла пика в 1986-м с альбомом «Invisible Touch» и его пятью хит-синглами. Из песен Коллинза композиция«In The Air Tonight» была особенно вездесуща, с ее мощным барабанным вступлением. Она стала неофициальной заглавной песней для гламурного детективного сериала «Полиция Майами: Отдел нравов», использовалась в рекламе пива Michelob и фильме «Рискованный бизнес» с Томом Крузом — за двадцать шесть лет до того, как Майк Тайсон в «Мальчишнике в Вегасе» попытался повторить соло Коллинза, маша руками в воздухе. Наконец, невозможно спрятаться было и от самого Фила. Вечно умиротворенное и самодовольное лицо Коллинза, сфотографированное крупным планом, фигурировало на обложках всех его альбомов. Коллинз пробовал играть, и в 1988-м появился в одном из эпизодов «Полиции Майами». Его стали называть Мистер Отличный Парень. Он активно жертвовал деньги на благотворительность (вплоть до спонсирования пересадки печени Дэвиду Кросби).
Но затем случилось непредвиденное. Восьмидесятые закончились, и начались девяностые — совсем другая эпоха, в которой верховодили Nirvana и прочие выросшие на панке коллективы эпохи гранжа. В некотором смысле их сырой, прямолинейный звук был прямым откликом на перепродюсированный, покрытый толстым синти-слоем поп и рок предыдущего десятилетия — и никто не выражал в себе все качества восьмидесятых так ярко, как Коллинз. Летом 1994 года начали ходить слухи, что Фил сообщил своей второй жене о своем решении с ней развестись — по факсу. Музыкант яростно это отрицал, и его критики так и не смогли предъявить публике сам факс, но так или иначе: на Коллинза был объявлен сезон охоты. Ноэль Галлахер из Oasis не упускал ни единой возможности, чтобы пройтись по нему, и его слова вызывали большой отклик. Среди его острот: «Не надо быть великим, чтобы завоевать популярность. Посмотрите на Фила Коллинза» или «Люди ненавидят мудаков вроде Фила Коллинза, а если не ненавидят, то им стоит начать».
Это нарастало как снежный ком, особенно в Интернете, где сайты «Я ненавижу Фила Коллинза» расцветали пышным цветом. Его пинали за все: за цвет его волос, за рост, за брюки (плиссированные цвета хаки), за рубашки (заправляет их в штаны), за то, что является «бесстыдной, показушной свиньей». «Я этого не понимаю, — говорит музыкант с болью в голосе. — Я стал мишенью без всяких видимых причин. Я просто писал песни, это парни с радио постоянно их крутили. Но «Антихрист»? Хотя уже слишком поздно. Жребий брошен».
Теперь Коллинз обитает в маленьком швейцарском городке недалеко от Женевского озера, но, по его словам, не в добровольном изгнании, а из-за своей третьей жены (в настоящее время бывшей), которая там жила. Они растят двух мальчиков пяти и семи лет. Округа тихая, дом музыканта скромный, и его часто можно увидеть везущим детей в школу на своем Range Rover. У него есть пара старых деревянных лыж, вмонтированная прямо над входной дверью, а все стены увешаны фотографиями семьи и друзей. Он хранит рок-н-рольные артефакты — «Грэмми» и различные награды — в своей домашней студии в подвале, рядом со своей обширной коллекцией предметов, связанных с битвой при Аламо, которую он считает одной из крупнейших в мире.
Коллинз сейчас там, показывает реликвии и объясняет их смысл и важность. Он медленно передвигается по комнате, безупречно аккуратной, как в хорошо финансируемом музее. В стеклянных витринах, на стенах, в шкафах и углах комнаты — ружья и винтовки, охотничий нож техасского генерала Сэма Хьюстона («Только посмотри на это!»), подписанный экземпляр автобиографии Дэйви Крокета (американский политический и военный деятель, погибший во время штурма Аламо, — прим. RS) и его военный билет, гаубица, пистолеты, мешки с порохом, набор подков, мексиканская виза Джима Боуи (командир гарнизона Аламо — прим. RS), мечи, пули для мушкетов, зубы животных, зубы людей, карты, пушечные ядра, фляги с латунным порошком, портрет Фэса Паркера в роли Дэви Крокета, постер Джона Уэйна в роли Дэви Крокета, чек на седло, приобретенное Джоном У. Смитом, курьером, который находился на дежурстве во время падения Аламо и позднее стал первым мэром Сан-Антонио.
Восторгу Коллинза нет предела. «Только посмотри на этот карманный пистолет! Просто почувствуй это! Это охотничий нож, о котором я говорил! А это должен был быть сапожный охотничий нож! Посмотри на это! Хочешь подкову? Вот, возьми-ка!» «Все эти штуки из Аламо заняли довольно много времени. Я имею в виду, что не спускаюсь сюда повосхищаться. Я спускаюсь и смотрю на это с удивлением», — продолжает он. Как обычно и происходит, Коллинз обожаем фанатами Аламо, и его приглашали выступить на собрании потомков участников битвы. «Они сказали: «Мы ваши большие поклонники!» А я думаю: «Ого, они знают, что я существую! Я не могу поверить, что это происходит! Я ведь просто чертов поп-музыкант!» Певец продолжает: «Знаешь, в некоторых культурах считается, что если сфотографировать кого-то, то ты забираешь частичку его души. Я часто думаю об этом».
Единственное, что действительно происходит — явление вот этого человека, который говорит с живым энтузиазмом. При этом он вроде как и не Фил, а больше Филипп, или даже кто-то совсем другой. Коллинз рассказывает, что на одной из встреч в память об Аламо к нему подошел ясновидящий и сказал: «Вы были здесь раньше. Вы были Джоном У. Смитом, курьером». Фил, возможно, и усмехнулся бы, но Филипп считает, что это вполне вероятно. Вот этот чек Смита, который у него есть — это первый кусочек из истории Аламо, купленный Коллинзом. «Эта маленькая бумажка, — говорит он. — Невероятно».
У Фила еще есть фотографии. Он хранит их в лэптопе наверху. У него их тонны, снятые им или кем-то из его Аламо-приятелей. Они довольны странные. В них есть что-то неземное. «Хочешь на них взглянуть?» — спрашивает музыкант. И затем добавляет с притворным испугом в голосе: «Это совершенно леденящие душу штуки». Он идет наверх, гладит своего джек-рассел терьера Трэвиса (назван в честь Уильяма Баррета Трэвиса, второго командира Аламо), садится за компьютер и открывает фотографию за фотографией нынешнего Аламо и связанных с битвой мест, во всех ракурсах. На большинстве из них видны мягкие светящиеся шары, беловатые и полупрозрачные, иногда несколько, иногда много, они как будто парят в воздухе.
«Это сферы, — торжественно заявляет Коллинз. — Я не уверен в научном определении, но это паранормальная энергия. Видишь вот это? Это снято в Голиаде, после Аламо там казнили четыреста человек. Ты должен быть осторожен. Ты можешь замудрить себе мозг этими вещами. Видишь, как этого здесь много? У меня мурашки по коже бегают при одной мысли. Все эти сферы! Они повсюду! Если в это поверить, то придется переосмыслить все, чему тебя учили. Это сводит меня с ума».
Фил возвращается к разговору о ясновидящем: «Я не хочу походить на человека со странностями. Я не Ширли Маклейн. Но я готов поверить. Ты видел фотографии. Ты не можешь отрицать их существования, и поэтому все-таки есть вероятность, что я был здесь в прошлой жизни». Коллинз говорит и говорит, и это подтверждает, что он не просто эгоистичный обыватель, каким все его считают. В нем много крайностей, и когда он начинает рассказывать об Аламо, видно, что он рад говорить о чем и о ком угодно, но только не о себе.
Родившись в пригороде Лондона, Коллинз впервые увидел Дэви Крокета в исполнении Феса Паркера по телевизору, когда ему было пять лет. Мальчик был настолько очарован героизмом и самопожертвованием, отраженными в том фильме, что вскоре с гордостью носил свою енотовую шапку. Он начал играть на барабанах в том же году, стал профессиональным актером в четырнадцать, участвовал в мюзикле «Oliver!», был одним из кричащих подростков из массовки в битловском «A Hard Day's Night», разочаровал своего отца, лондонского чиновника, тем, что бросил актерскую карьеру ради музыки, играл в маленьких группах, откликнулся на объявление в газете о поиске барабанщика в 1970-м, присоединился к Genesis, ему исполнилось девятнадцать, у него родился сын, он удочерил девочку, стал фронтменом Genesis в 1976-м, превратил ее из прог-роковой группы в адскую поп-машину, был слишком занят, чтобы заниматься семьей, был оставлен женой, которая изменила ему с дизайнером по интерьеру, вылил страдания в свой первый сольный альбом, не особенно думал об ударных в «In The Air Tonight» — даже после того, как его друг Эрик Клэптон послушал демо и сказал ему, будучи в шоке: «Что за чертовщина, чувак? Что это за хрень?»? — снова женился, у него родился еще один ребенок, снова развелся, начал превращаться в «Антихриста», был высмеян за свою музыку в «Американском психопате» Брета Истона Эллиса, и в книге и в фильме (реакция Коллинза: «Довольно забавно. Надо бы пересмотреть»), снова женился, опять появились дети, снова развелся, стал считаться значимым в среде r'n'b и рэперов, таких как Айс-Ти, Эйкон, Bone Thugs-n-Harmony и Лил Ким, и все это несмотря на бесконечное «Я ненавижу Фила Коллинза» («Я считаю его песни глубокими, как будто ты заглядываешь в самого себя, — говорит Айс-Ти. — Ноэль Галлахер должен нахрен заткнуться и успокоиться»), и возможно, он никогда больше не будет играть на барабанах на публике.
Из-за травмы шеи руки Фила больше не могут держать палочки. Но хуже всего то, что он не может играть со своими детьми. Он не может написать свое имя ручкой. Он с трудом вытирается после душа. Звучит ужасно, это и есть ужасно, но поскольку влияет только на его способности обращаться с предметами, вы никогда не догадаетесь об этом, просто смотря на него. Коллинз не выглядит хрупким, и недавняя операция может даже улучшить его состояние. Но о барабанах он говорит: «Я собирался остановиться в любом случае. Я остановился. Я не скучаю по ударным». Некоторые из его ближайшего окружения, однако, не очень в этом уверены. «Ну конечно он скучает, — сказал один из них недавно. — Но Фил будет не Филом, если признается в этом».
Коллинз действительно Мистер Отличный Парень, и его воспоминания о своей рок-молодости подтверждают это. Он никогда не был пьянью, травокуром, не принимал ЛСД. Ближе всего к тому, чтобы разнести гостиничный номер, он подошел со своим джаз-фьюжн-проектом Brand Х, когда кто-то из музыкантов приклеил телефонную трубку к аппарату. «Я этого не делал, но почувствовал себя ужасно. За это досталось бы горничной. Мне всегда было жаль горничных». Ну ладно, а спал ли он когда-нибудь с группиз? «Нет». Групповой секс? «Нет, мне этого никогда не предлагали, — отвечает он. — Хотя я не прочь. У меня есть несколько желаний, и это, возможно, одно из них». Он улыбается. «Да, я бы не возражал».
Но что-то темное в нем все-таки есть. Он проводит время, представляя себе битвы в Аламо. «Был момент когда, мексиканцы убивали друг друга. Было темно, и ты убивал все, что движется. А потом, когда они подошли к последней линии обороны, началась рукопашная, и затем они обезглавливали всех противников, чтобы убедиться, что они мертвы. «Как это было?» — думаю я иногда. И такие мысли приходят мне в голову постоянно». Коллинз кусает ногти. «Меня поражает то, что люди готовы сделать друг с другом, — продолжает он. — На самом деле, меня интересуют кровожадные подробности».
На следующий день во время репетиции Коллинз берет перерыв и, сражаясь с очередным корнишоном, говорит: «Когда я говорю: «Я собираюсь вычеркнуть себя из сценария», я серьезен. Когда я говорю, что я завязал и мне плевать, я серьезен. Я имею в виду: я буду писать песни и с удовольствием буду записывать демо, но я не смогу сделать еще одну пластинку. Мой контракт с Atlantic заканчивается на этом Мотаун-альбоме. Это отрезвляет и освобождает. В любом случае, мне надоело быть собой. Не в смысле... — он останавливается и затем продолжает мысль: — У меня были мысли о суициде. Но я бы не прострелил себе голову. Я бы передознулся или сделал что-то такое не болезненное. Но я бы не поступил так с детьми. Один комик, который покончил жизнь самоубийством в шестидесятые, оставил предсмертную записку со словами: «Слишком часто слишком многое шло не так». Я часто думаю об этом».
Фил говорит прямолинейно. Без эмоций. Вторая поп-величина восьмидесятых после Майкла Джексона просто сидит, надеясь, что он мог бы все это забыть. «Слишком много всего навалилось, и я просто устал нести это ношу, — продолжает музыкант. — Все стало так сложно. Три неудачных брака, дети, выросшие без меня, и эта критика — за то, что я Мистер Отличный Парень, или за развод с женой по факсу, все эти статьи, некоторые из которых я считаю оскорбительными. Нельзя сказать, что меня преследуют мысли о самоубийстве из-за карьеры или негативных отзывов в прессе. Это всего лишь очередная брешь в стене. Ну да, можно сказать: «Давай, соберись, критикуют всех», я понимаю. И я как-то по-философски приспособился. Но нельзя как-то сделать все это немного легче? Нет». В этом и заключается проблема желания быть кем-то еще. Как бы ты этого ни хотел, ты знаешь, что это никогда не произойдет. Уж точно не в этой жизни.
Свежие комментарии