Боно, U2: «Я всегда только прикидывался рок-звездой, но по-настоящему таким человеком был Боуи, я лишь только брал с него пример. Впервые я увидел его в 1970 году по телевизору в «Top of the Pops». Он был таким… Ярким. Светящимся. В нашем доме у первых на всей улице появился цветной телевизор, и, поверьте мне, это стоило того, чтобы увидеть Боуи во всем цвете!
Боуи был нашим Элвисом Пресли. Их многое роднило: единство мужского и женского начал, то, как они держали себя на сцене. Оба создавали абсолютно новые образы, то, чего никогда прежде не видел мир. Для них не работали земные законы. Рядом с Боуи всегда было такое чувство, что ты вот-вот и случайно откроешь дверь в какой-то параллельный мир. Для меня он часто открывал двери, которые вели к другим великим людям. Он открыл для меня Бертольта Брехта, Уильяма Берроуза, Брюса Спрингстина. Но, пожалуй, самой главной была дверь, за которой стоял Брайан Ино.Мне бы хотелось назвать себя другом Боуи, но я больше его фанат, нежели друг. Дэвид навещал нас в Берлине, когда мы записывали альбом «Achtung Baby». Это он, в первую очередь, показал нам этот прекрасный город во всей его красе, ему мы обязаны своей любовью и к Hansa Studios.
С Боуи у нас всегда были специфические отношения — мы постоянно друг над другом подшучивали. Он одним из первых сходил посмотреть наш мюзикл про человека-паука и тут жеотправил мне целый список причин, почему он ему не понравился. И все эти замечания были по делу, некоторые из них мы учли и даже кое-что перестроили в шоу.
В это Рождество мы с моей старшей дочерью Джордан (они с Боуи впервые встретились, когда ей было два года, он звал ее «Пикси») постоянно слушали «Blackstar». Я отправил Дэвиду фото нас двоих, пьющих за его здоровье в день его рождения. Еще я отправил ему стихотворение Майкла Льюнига под названием «Любовь и страх». Дэвид не ответил, но мне сказали, что он прочитал мое письмо».
Трент Резнор, Nine Inch Nails:
«Для меня с каждым альбомом Боуи были связаны определенные воспоминания — все началось со «Scary Monsters», потом я открыл для себя «Берлинскую Трилогию» и после этого окончательно подпал под влияние Боуи. Он стал моим колоссальным вдохновением, через него я открыл себя и понял, кто я есть. Потому сложно описать мои эмоции, когда в 90-х Боуи сам предложил отправиться с Nine Inch Nails в тур — это как повстречать свое божество во плоти. Он был абсолютно очарователен, счастлив, бесстрашен и мил — так начался новый виток моего поклонения перед Боуи — живым, существующим в реальности человеком.
Перед самым началом тура мы встретились, чтобы обсудить планы. И я оказался в очень затруднительном положении: случилось так, что Nine Inch Nails продали больше билетов в Северной Америке, чем Боуи. Конечно, и речи не было о том, чтобы он выступал у нас на разогреве. И Боуи сказал тогда: «Знаешь, я не собираюсь играть то, чего все от меня ждут. Я только что закончил новый альбом. Очень странный альбом. Мы будем играть избранные вещи из «Берлинской трилогии» и кое-что из этого нового альбома. А вы, парни, будете пожинать плоды этого безумия и выносить нас каждый вечер». Помню тогда я подумал: «Ух ты, я своими глазами буду наблюдать это легендарное бесстрашие, о котором столько читал».
Мы придумали, как строить концерт таким образом, чтобы он был наполненным одной общей идеей. Мы играли акустику, потом на сцене появлялся Боуи, вместе с которым мы исполняли«Subterraneans», потом появлялась его группа, и мы играли все вместе, после чего моя группа покидала сцену. Одним из самых великих моментов в моей жизни было исполнение «Hurt», когда рядом со мной на сцене стоял Дэвид. Я не мог поверить в то, что величайший кумир моей жизни поет со мной песню, которую я когда-то написал, сидя в своей спальне, пробужденный талантом Боуи.
Несмотря на все эти прекрасные воспоминания, сам я в том туре представлял из себя довольное жалкое зрелище. Я не мог совладать с обрушившейся на Nine Inch Nails славой, все это разрушало мою личность. Я жестко пил и сидел на наркоте, для меня тогда это был единственный способ держаться. Я не отдавал себе отчета в том, насколько все было плохо, но где-то глубоко внутри, конечно, понимал, что ступил на опасный путь саморазрушения. Дэвид к тому моменту уже прошел через все это. Он жил в мире с собой, он был счастлив, влюблен в свою прекрасную жену. Несколько раз мы оставались с ним наедине, и я четко помню его слова: «Знаешь, всегда есть другой путь, не обязательно заканчивать все это смертью и отчаянием». Через год после этого разговора я достиг самого дна, после чего полностью завязал. Несколько лет спустя Боуи был в Лос-Анджелесе. Мы встретились, я как всегда очень стеснялся и чувствовал себя лишним, но он был так рад меня видеть, он был таким милым, встретил меня с любовью и радостью. И когда я сказал ему, что уже несколько лет не пью и ничего не употребляю, он сжал меня в крепких объятьях, даже не дав мне договорить. «Я знал, я знал, что ты справишься. Что ты выберешься из этого», — все повторял он. До сих по телу бегут мурашки, когда вспоминаю об этом.
Мне кажется, я потерял наставника, кого-то, кто приглядывал за мной, кто напоминал о том, что, несмотря ни на что, мир отчаянно нуждается в совершенном и бескомпромиссном артисте».
Свежие комментарии