Не странно ли звучит заглавие этого очерка? Ведь сам поэт писал в автобиографии: «У меня с музыкой давние контры», и этой фразой, казалось бы, предостерёг будущих исследователей своего многообразного творчества от обращения к данной теме.
Однако поэт проявил излишнюю скромность, отмежевав себя от музыки, а в действительности, будучи в течение всей жизни чрезвычайно чутким к музыке «хорошей и разной» — от Мусоргского, Шуберта и Шопена до Скрябина, Прокофьева и молодого Шостаковича. Он гордился нашей «Могучей кучкой», от которой, по его мнению, шла французская «шестёрка», нашими оперой и балетом. Весьма знаменательно, что при первых же встречах Маяковский напомнил Репину друга его молодости Мусоргского.
Фраза Маяковского о «контрах» с музыкой — всего лишь решительное неприятие салонного искусства, так называемых «мещанских» и «цыганских» романсов и некоторых итальянских опер, хотя и прекрасных, но давно приевшихся.
Детство Маяковского — это привычные, часто исполняемые в семейном кругу русские и украинские песни, ежедневно звучащие грузинские песни, которые он всегда помнил, а одну из них в 1927 году даже спел на грузинском языке студентам музыкального техникума, где, кстати, выступал с докладом «Музыка и театр». И, надо сказать, что Маяковский всегда любил свою «малую» родину, помнил её звуки и краски.
Конечно, вкусы и оценки поэта были не однозначны, менялись, но были и постоянные привязанности (например, к Лермонтову, которого он воспринимал очень по-своему и обычно вместе с оперой Рубинштейна). Известно его неприятие рахманиновского «Острова мёртвых», равнодушие к некоторым «неоклассическим» вещам Стравинского, которые он слушал у автора в Париже (при уважении к личности музыканта); ироническое — Леонид Лоэнгриныч («Сергею Есенину») и в то же время, оценив талант Лемешева, поэт сравнил его именно с Собиновым.
Сергей Сергеевич Прокофьев
Самым близким композитором (и одним из самых духовно близких людей) для Маяковского был, конечно, Прокофьев. Его портрет работы Маяковского с трогательной надписью
«Сергей Сергеевич играет на самых нежных нервах Владимира Владимировича».
А после подарил музыканту экземпляр поэмы “Война и мир” с подписью:
«Председателю земного шара от секции музыки — председатель земного шара от секции поэзии. Прокофьеву — Маяковский».
к сожалению портрет исчез, но это посвящение — не просто слова: поэт всегда слушал произведения Прокофьева в авторском исполнении с величайшим интересом и очень сосредоточенно — и в России, и за рубежом, до революции и в 20-е годы. Это «Любовь к трём апельсинам», «Бабушкины сказки», «Мимолётности», сонаты, марши, концерты… Интерес был взаимным. Жаль, что поэту уже не довелось услышать величайшие творения Прокофьева.
А Шостакович создал музыку к спектаклю «Клоп» (1929 год) под влиянием бесед с Маяковским, его советов и разъяснений. По существу, тогда Маяковским был собран сильный творческий коллектив, куда, кроме Шостаковича, вошли Мейерхольд, Кукрыниксы, Ильинский…
В послеоктябрьских произведениях Маяковского всё чаще и отчетливее звучат русские народные мелодии (подобно тому, как на плакатах — черты древнерусского искусства), революционные и рабочие песни, марши, частушки (он иногда напевал свои стихи). Многие стихотворения легко ложатся на музыку («Необычайное приключение…», два варианта «Левого марша» — один Сигизмунда Каца, оценённый самим поэтом, другой — Ганса Эйслера, великолепно звучавший в исполнении Эрнста Буша).
Как не вспомнить слова Шаляпина: «Вы в своём деле тоже Шаляпин».
Одновременно в репертуаре певца и в стихах Маяковского появляется Марсельеза, да и вся его поэзия все более обретает колокольное звучание. Д. Олдридж так и назвал ее — гимном. Русскую национальную основу поэзии Маяковского лучше всех ощутил Г. В. Свиридов, создавший гениальную «Патетическую ораторию», которая вместе с другими его вокальными циклами сближает Маяковского с Пушкиным, Блоком, Есениным.
Какое удивительное мелодическое богатство в поэме «Про это»! Может быть, когда-нибудь композиторы обратятся к ней? А как часто встречаются у него слова — «песня», «музыка». Но было бы наивно полагать, что Маяковский недооценивал полутонов, лирической музыки. Он иронизировал над теми, кто любовную лирику превращал в маршировку под звуки барабана. И он же предупреждал: Республика муз в смертельной опасности, В опасности слово, краска, звук! Разве он был неправ?!
Колокольное звучание поэмы «Во весь голос» соседствует с мягким и доверительным «Неоконченным»:
Ты посмотри какая в мире тишь. Ночь обложила небо звёздной данью в такие вот часы встаёшь и говоришь векам истории и мирозданью.
И в этом ещё одно свидетельство широкого «музыкального» диапазона творчества Маяковского. Вот его слова о Родине: «Россия сердце своё открыла в пламенном гимне»? Есть ли у кого-нибудь из поэтов столь же страстные слова о желанном будущем: «Коммуна — это место, где исчезнут чиновники и где будет много стихов и песен»?
Маяковский понимал, что воинствующему мещанину чужда музыка как, впрочем, любое искусство, она — лишь средство украшения быта: «Бетховена! Камаринского!». Разве не близка нам сегодня тревога поэта? Искусство нуждается в постоянной защите, композитор, поэт, художник должны быть вместе, искусство едино — в этом его величие и бессмертие.
Свежие комментарии