1000 лет британской музыке - выпуск 8

 

Первая половина XX века

 

1902 ГОД

 

Премьера «Сна Геронтия» Эдварда Элгара в Дюссельдорфе: первый европейский триумф британской музыки в XX веке

Успех на родине пришел к Элгару в 1898 году, когда были написаны орке­стровые «Энигма-вариации» (каждая часть представляет собой музыкальный шифр, до сих пор не раз­гаданный).

Но по-настоящему знаменит он стал после немецкой премьеры оратории «Сон Геронтия»  для сме­шанного хора, большого оркестра, органа и трех солистов. «Первого молодого английского прогрессиста» привет­ствовали критики и коллеги, включая Рихарда Штрауса, и домой Элгар вернулся уже в статусе общеевропей­ской звезды. В 1924 году он был назначен королев­ским мастером музыки.

Среди многочисленных сочинений Элгара — Скрипичный и Виолончельный концерты (образцовые с точки зрения правил романтической, виртуозной инструмен­тальной музыки), цикл «В детской» с посвящением принцессам Елизавете и Маргарет, симфонии, кантаты, «Гражданская фанфара», «Торжественные и церемониальные марши» и «Коронационная ода» 1902 года с песней «Земля надежды и славы», которая стала, кроме прочего, одним из самых популярных университетских гимнов в Великобритании и США. В течение почти 30 лет он был самым востребо­ванным и, по сути, главным компози­тором Соединенного Королевства, символом возрождения и долгожданного мирового успеха английской композиторской школы после так называемой «эпохи молчания».

 

1907 ГОД

 

«Английская народная песня» Сесила Шарпа: расцвет фольклорного движения в Великобритании

Первую английскую народную песню Сесил Шарп записал в 1903 году — ее ему спел сомерсетский садовник с говоря­щей фамилией Джон Ингленд.

Многотомные «Сомерсетские песни» позже стали главным трудом ученого и собирателя и легли в основу его просветительской практики, основанной на идее о том, что английские дети должны петь в школах английские (а не, например, немецкие, как до тех пор) песни, ирландские дети — ирландские песни, шотландские дети — шотландские песни и так далее. Фольклорно ориентирован­ный национализм Шарпа находился в гармонии с британ­ским политическим патриотизмом рубежа веков и в зна­чительной степени повлиял на молодых академических композиторов того времени. Например, Ральф Воан-Уильямс вел полевые записи в том же Сомерсете и других графствах, а в предисловии к шарповской «Английской народной песне» замечал: «До сих пор считалось, что английская народная музыка бывает либо плохой, либо ирландской» (ирландский фольклор на правах экзотиче­ского легализовался в британ­ской академической музыке еще раньше).

К концу XX века сущность шарповской фольклористики, допускавшей свободу интерпретации мелодии, инструмен­тальную коррекцию, редактуру или полную замену текста (так, чтобы песни становились пригод­ными для школ и сельских любительских хоров), стала подвергаться реви­зии. Термин fakelore стал широко обсуждаться в 1985 году, когда вышла книга «Fakesong» Дейва Хакера. В ней он, обобщая гипотезы 1970–80-х годов, утверждал, что за аграр­ный, древний фольклор Шарп в свое время ненамеренно выдал городской, пролетарский. Но, так или иначе, работа Шарпа, его находки и авторитет в начале XX века в корне изменили звуковой профиль новой британской музыки, в том числе ее главных героев от Вильерса Стэнфорда до Воана-Уильямса и Бриттена.

 

1914–1916 ГОД

 

«Планеты» Густава Холста:декларация независимости английской симфонической музыки

Почти мгновенно после премьеры симфоническая сюита Холста стала репер­туарным хитом не только на концертных сценах мира (на право американской премьеры претендовали сразу Чикагский симфонический и Нью-Йоркский филармо­нический оркестры), но и в студенческих аудиториях, дере­венских любительских оркестрах, а потом и в обработках на рок-альбомах. По популяр­ности в Британии до Второй мировой войны «Планеты» соперничали только с хоро­выми или вокально-оркестровыми сочинениями. Империя вообще до этих пор предпочитала в профессиональной музыке хор — именно «Планеты» провозгласили незави­симость орке­стро­вой музыки.

Одновременно «Планеты» дали начало эмансипации бри­танской симфонической школы от европейского, австро-немецкого влияния. Хотя первоначальное название сюиты «Семь пьес для оркестра» перекликается с «Пятью пьесами для оркестра» Арнольда Шенберга (1914), их звучание, манера и дух далеки от венской авангардистской эстетики и опираются на внеевропейские и окраинно-европейские музыкальные корни от Грига до Стравинского и от Рим­ского-Корсакова до Скрябина. Вдобавок «Планеты» — пусть и не в такой степени как «Энигма-вариации» Элгара — тоже своего рода пьесы-шифры: в них Холст закодировал симво­лические интерпретации планетарных процессов в духе антропософской эзотерики (хотя своеобразие их конструк­ции и мускулистый мелодический шарм звучат острее этих скрытых смыслов). Космизм, пантеизм, утопический социа­лизм, древне­индийские тексты , эзотерическая филосо­фия — эта смесь, казалось бы, глубоко индивидуальных увлечений композитора и астролога Холста станет вместе с чуткостью к внеевропейскому звуковому опыту фирменной чертой британской академической сцены в XX веке.

 

1924 ГОД

 

Дуэт Беатрис Харрисон с соловьем: один из первых хитов в истории британского радиовещания

В 1924 году прославленная виолончелистка Беатрис Харри­сон, незадолго до этого игравшая, скажем, премьеру Виолон­чельного концерта Элгара, репетировала в саду своего сель­ского дома и вдруг заметила, что с ветки дерева ей подпевает соловей. Когда это повторилось и на следующий день, у Харрисон возникла идея: она позвонила Джону Рейсу, основавшему двумя годами ранее Британскую вещательную компанию Би-би-си, и убедила его прислать к ней в графство Суррей все необходимое оборудование, а также команду радиотехников, чтобы устроить прямую радиотрансляцию «дуэта виолончели и соловья». В означенный вечер соловей молчал целых 15 минут, пока Харрисон играла Элгара, Двор­жака и североирландскую народную песню «Londonderry Air», но затем все же смилостивился и запел. К радиоприем­ни­кам, как потом подсчитали, в этот момент прильнуло более миллиона британцев. «[Соловей] захлестнул страну волной чувствительности… и романтический ореол в это время озарил прозаическую рутину многих жизней», — писал позже Джон Рейс. К слову, это был первый раз, когда птичье пение звучало в радиоэфире 

С тех пор «соловьиные трансляции» из палисадника Беатрис Харрисон стали устраиваться из года в год — команда Би-би-си приезжала выпускать в эфир птичьи трели даже тогда, когда виолончелистка присутствовать не могла. Один из таких эпизодов случился в 1942-м в разгар Второй мировой. Соловьи послушно запели, но в этот же момент в воздух поднялись британские бомбардировщики, и прямую трансляцию пришлось прервать из соображений безопас­ности. Тем не менее звук продолжал записываться, и запись впоследствии выпустили на сингле: первая сторона — рев улетающих самолетов на фоне птичьих трелей, вторая — возвращение эскадрильи, не досчитавшейся одиннадцати машин, в том же соловьином сопровождении.

 

1924–1929 ГОД

 

«Влюбленный сэр Джон»:Ральф Воан-Уильямс становится символом британской музыки первой половины XX века

Опера «Влюбленный сэр Джон» по Шекспиру с цитатой «Greensleeves» и другими народными мелодиями быстро приобрела невероятную популярность на провинциальных сценах, деревенских фестивалях, в школах и универси­тетах. Ни одно сочинение Воана-Уильямса для театра — ни оперы, ни балеты в изобре­тательных жанрах от баллады до маски — не полюбилось профессиональным труппам и не было на них рассчитано. Изощренный мастер, ученик Пэрри, Вильерса Стэнфорда и Равеля, из соображений свободомыслия пренебре­гавший званиями и постами, знаток фольклора и искусства Тюдоровской эпохи, Воан-Уильямс писал для любителей едва ли не больше, чем для профессионалов. Его оркестровые и хоровые произведения с морскими образами, литературной игрой и прихотливой гармони­ческой выделкой на манер старой музыки представляют собой квинтэссенцию британского стиля, небрежного по отношению к границам концертных и бытовых жанров.

В 1940-е антиаристократизм Воана-Уильямса привел его в кино, но дело не кончилось одним аккомпанементом пленке. Часть музыки к фильму он превратил в одну из самых популярных своих симфоний: «Антарктика», созданная в 1952 году, посвящена Роберту Скотту и отсылает к «Освобожденному Прометею» Пэрри. Ее первую часть сопровождает эпиграф из стихов Шелли : «Не верить в торжество несовершенства; / Прощать обиды, черные, как ночь; / Упорством невозможность превозмочь…», а финальную — строчка из дневника Скотта: «Я ни о чем не жалею».